La Morte embaumée - Благоуханная покойница

Pour arracher la morte aussi belle qu’un ange

Aux atroces baisers du ver,

Je la fis embaumer dans un boîte étrange.

C’était par une nuit d’hiver :

Чтоб черви красоту скончавшейся подруги

не смели источить в гнильё,

просил я знатоков о дружеской услуге

забальзамировать её.

On sortit de ce corps glacé, roide et livide,

Ses pauvres organes défunts,

Et dans ce ventre ouvert aussi saignant que vide

On versa d’onctueux parfums,

Помощники, изъяв все органы из тела,

с кровавой слизью пополам,

ей впрыснули в живот, чтоб полость не пустела,

ароматический бальзам.

Du chlore, du goudron et de la chaux en poudre ;

Et quand il en fut tout rempli,

Une aiguille d’argent réussit à le coudre

Sans que la peau fit un seul pli.

Насыпали гудрон, набили пасты хлорной;

и руки тех же молодцов

серебряной иглой с искусностью проворной

стянули кожу без рубцов.

On remplaça ses yeux où la grande nature

Avait mis l’azur de ses ciels

Et qu’aurait dévorés l’infecte pourriture,

Par des yeux bleus artificiels.

Лазурные глаза, погасшие навеки,

чтоб смерть их выесть не смогла,

решили заменить и вставить ей под веки

два светлых глаза из стекла.

L’apothicaire, avec une certaine gomme,

Parvint à la pétrifier ;

Et quand il eut glapi, gai, puant le rogomme :

«Ça ne peut se putréfier !

Аптекарь засмолил особой смесью тело,

заставивши закаменеть;

и возгласил, рыгнув, - аж спиртом засмердело:

"Она как мрамор будет впредь.

« J’en réponds. Vous serez troué comme un vieil arbre

«Par les reptiles du tombeau,

«Avant que l’embaumée, aussi dure qu’un marbre,

«Ait perdu le moindre lambeau !»

Ручаюсь в том, что вам, как всяким пням трухлявым,

в гробу потом грозит беда,

а труп, что укреплён известным мне составом,

там уцелеет без вреда".

Alors seul, je peignis ses lèvres violettes

Avec l'essence du carmin,

Je couvris de bijoux, d'anneaux et d’amulettes

Son cou svelte et sa frêle main.

Затем, наедине, я выправил кармином

поблекших уст лиловый цвет.

Украсил руки ей браслетами с рубином,

надел колье и амулет.

J’entrouvris sa paupière et je fermai sa bouche

Pleine de stupeur et d’effroi ;

Et, grave, j’attachai sa petite babouche

À son pauvre petit pied froid.

Я на ноги надел ей маленькие туфли;

закрыл сведённый страхом рот;

и веки ей открыл, которые разбухли.

Пусть, думал, взор её блеснёт !

J’enveloppai le corps d’un suaire de gaze,

Je dénouai ses longs cheveux,

Et tombant à genoux je passai de l’extase

Au délire atroce et nerveux.

Я тело обмотал ей саваном из газа;

и волосы ей распустил;

и, на колени пав, в безумии экстаза

взволнованный, стоял без сил.

Puis, dans un paroxysme intense de névroses

Pesantes comme un plomb fatal,

Hagard, je l’étendis sur un long tas de roses

Dans une bière de cristal.

А далее, дойдя до крайнего нервоза,

до посинения всех жил,

в большой хрустальный гроб, на пламенные розы,

свою подругу положил.

L’odeur cadavérique avait fui de la chambre,

Et sur les ors et les velours

Des souffles de benjoin, de vétyver et d’ambre

Planaient chauds, énervants et lourds.

Могильный дух ушёл. И так, как был загадан,

разнёсся дивный аромат.

Запахли ветивер и благодатный ладан

Прониклось амброй всё подряд.

Et je la regardais, la très chère momie :

Et ressuscitant sa beauté,

J’osais me figurer qu’elle était endormie

Dans les bras de la volupté.

Я тело созерцал и грезил, вновь взывая

к блаженству, тешившему нас.

Казалось мне в мечтах, что спит она - живая,

заснувши в сладострастный час.

Et dans un caveau frais où conduisent des rampes

De marbre noir et d’or massif,

Pour jamais, aux lueurs sépulcrales des lampes,

Au-dessous d’un crâne pensif,

В её роскошный склеп теперь ведут ступени:

там мрамор с золотом блестят.

Над самой головой, кидая свет и тени, -

зажжённых ламп неяркий ряд.

La morte en son cercueil transparent et splendide,

Narguant la putréfaction,

Dort, intacte et sereine, amoureuse et candide,

Devant ma stupéfaction.

Там мумия лежит - на зависть аметистам,

поправши смерть, презревши грязь -

в спокойствии, в гробу, прозрачном и лучистом,

над всяким тлением смеясь.